Поход удался на славу. Мы загорели дочерна под горным мартовским солнцем, надышались таёжным весенним воздухом, налюбовались красотами пробуждающегося от зимней спячки Алтая и, бесспорно, были счастливы...
Позади - перевалов соль
Поход удался на славу. Мы загорели дочерна под горным мартовским солнцем, надышались таёжным весенним воздухом, налюбовались красотами пробуждающегося от зимней спячки Алтая и, бесспорно, были счастливы. Приключений тоже было – хоть отбавляй!
Я впервые руководил лыжным путешествием второй категории сложности и был преисполнен чувством собственной ответственности. На дворе стоял 1980 год. Мы, четверо парней и две девушки, вышли на маршрут из села Элекмонар 8 марта. Ну, конечно, в этот день дежурными были парни, ведь женский праздник!
Не успели мы пройти крайние избушки, как дорогу нам преградили... коровы. Кругом вообще-то снег, и зачем их выпустили – непонятно. Огромный бык повернулся к нам и, что-то нечленораздельно промычав, стал свирепо выбрыкиваться задом, демонстрируя свою агрессивность. Остановившись, мы невольно попятились.
– Да вы что, мужики! – удивился невысокий конопатый крестьянский сын Андрей Сорокин. Грозно нахмурив брови и перехватив лыжные палки в одну руку, он, как тореадор, решительно двинулся навстречу опасности. Когда скотина позорно бежала, все увидели, что это не бык, а корова.
Настоящие сюрпризы начались на третий день. У покрытого глубоким снегом Аккаинского перевала вдруг выяснилось, что местные медведи уже проснулись и покинули свои берлоги. Как минимум на две недели раньше положенного срока!
Всюду виднелись следы косолапых друзей, причём самого разного калибра. Но ведь эти звери всю зиму не ели и должны быть очень голодными! Неужели придётся возвращаться? Перспектива – стать завтраком из туристов для братьев наших меньших выглядела не очень-то привлекательно.
Сомневались недолго. Посовещавшись, двинулись дальше по намеченному маршруту, обдумывая на ходу всяческие меры безопасности. Весь дальнейший наш путь сопровождался высокой вероятностью встречи с генералом Топтыгиным: и на Буюкских озёрах, и в урочище Сарысаз, и у подножья горы Кара, и на реке Ложа. Это обстоятельство вызывало у участников группы бурный поток юмора.
В верховьях Енгожока маленькая веснушчатая Таня Дворкина сломала лыжу. Пока богатырь-реммастер Серёжа Буряков, которого девушки в шутку прозвали Малышом, занимался починкой, Андрей Сорокин и неугомонный спорщик Юра Князев невдалеке обнаружили… что бы вы думали? Задранного мишкой лося! Мы нарубили с него килограммов сорок сохатины, а косолапому любезно оставили серый, уже несколько раз размороженный, говяжий фарш.
– Но ведь… мертвечина! – засомневались девушки.
Мертвечиной, однако, назвать это было нельзя. Судя по всему, лось просто не смог уйти от преследования, изранив ноги по тонкому насту, а природный морозильник сохранил сохатину в первозданной свежести.
– Когда мясо варишь, то сто градусов, а когда жаришь, то все четыреста! – авторитетно заявил перед ужином Сергей, тщательно разделывая добычу. Сделав большие глаза, он наклонился и голосом заговорщика тихо добавил: – Только женщинам этот процесс доверять нельзя.
Крышки котелков нам послужили сковородками, и уже через час горячее, аппетитно пахнущее лакомство было готово. Последней сдалась усталая Таня Логвинова:
– А, всё равно пропадать! – отрешённо махнула рукой она и потребовала от дежурного свою порцию.
Вчера, уже во второй половине дня, не удержавшись на крутом склоне, Логвинова одним махом укатилась на дно распадка и угодила вниз головой в трещину во льду так, что на поверхности были видны только лыжи. Пошевелив ими и пискнув: “Боря!…”, – она затихла.
– Кошмар… – обмерев от ужаса, прошептала Таня Дворкина.
Но тут только что спустившийся вниз Буряков вопреки своей могучей комплекции сделал дикий прыжок и, мгновенно оказавшись у трещины, за ноги вытащил миниатюрную Татьяну Логвинову из ледового плена. Потом все долго смеялись, зрелище было впечатляющее, но, к счастью, никто не получил даже царапины.
Замечательно выспавшись в маленькой таёжной избушке – собольей правилке, которую жарко протопили с вечера, мы накинули потяжелевшие рюкзаки и двинулись дальше.
На ледопадах пришлось воспользоваться верёвками, а затем неоднократно пересекать спущенные со склона лавины. Ещё один сюрприз нас ожидал, когда мы, переночевав в какой-то низкой, но очень широкой землянке и пройдя затем нижние каньоны Енгожока, вышли к реке Чемал. Было 15 марта, и река вскрылась: лёд местами ещё присутствовал, но везде виднелись промоины…
Насколько всё-таки ранняя выдалась весна на Алтае в 1980 году! Приходилось карабкаться по неудобным склонам, а кое-где использовать в качестве переправы снежно-ледовые мостики.
Поход завершился на десятый день. Мы вышли на лесовозную дорогу и, едва не свернув себе шеи, с бешеной скоростью скатились на лыжах по твёрдому, как асфальт, спуску. Потом, пройдя ещё некоторое расстояние от посёлка Уожан, в котором разжились изрядно зачерствевшим домашним хлебом, увидели бодро движущийся трактор с прицепом. До села Чемал мы ехали в прицепе, который, как выяснилось, совсем недавно использовался для перевозки… свежего навоза.
– Ну, вот, посадил нас в какой-то парашевоз… – проворчал чистюля Буряков.
– Зато обворованный мишка теперь нас не догонит, – пошутил юморист Князев.
Однако никакие нюансы не могли повлиять на прекрасное настроение группы. Поход прошёл успешно, к тому же все десять дней стояла отличная погода.
Заночевали мы с любезного разрешения хозяина в хорошо протопленной столярке – в спальниках прямо на полу. Вечером позволили себе под сохатинку, запас которой спрятали на ночь в сугробе, выпить купленную в сельпо бутылку водки на шестерых.
Ночью всех разбудил отчаянно копошившийся в своём спальнике Сергей.
– Чего ты там? – недовольно буркнул спросонья Юра.
– Да вот, пружинки от креплений потерял в снегу, не могу найти!
– Спи, давай!
– А, ладно, чёрт с ними, завтра найду! – огорчённо ответил Буряков и моментально уснул.
На другой день пассажирский поезд “Томск-Бийск” лениво тянулся на северо-запад. В полуразбитом общем вагоне безмятежно спали шестеро довольных туристов – студентов новосибирского электротехнического института.
– Ребята, вы мой портфель не видели? – услышали мы утром жалобный вопрос.
– Что? Какой портфель? – удивился я, не продрав ещё глаза. Всю ночь во сне я радостно карабкался по каким-то заснеженным скалам.
– В портфеле, кроме банного веника, ничего не было, – грустно настаивал очень культурно одетый молодой алтаец.
Все проснулись и дружно взялись за поиски.
– Жаль! Портфель мне был очень дорог, – печально произнёс наш спутник, когда все усилия не увенчались успехом.
А потом мы набрали в походный котелок горячей воды, засыпали заварки, выложив на столик купленные в Бийске хлеб, варёную колбасу, сыр, печенье, и приготовились завтракать.
– Давайте с нами! – пригласил я к столу нашего нового знакомого, который уже смирился с невосполнимой утратой.
– Нет, спасибо, я пока не хочу, – отказался тот и тут же вежливо попросил: – Можно на гитаре поиграть?
– Конечно!
Взяв в руки гитару, парень спел песню, которую я слушал, разинув рот. Ведь песня эта была про возвращение с Центрального Алтая. В ней упоминались места, по которым я ходил два года назад.
На Алтае дожди взахлёб, (Hm, F#)
На Алтае не тает лёд, (Hm, F#)
По Алтаю гуляет поспешная осень.(Em, A, D)
Подожжён на осинах лист, (Hm, F#)
Мы сегодня спускаемся вниз. (Hm, F#)
Вдоль Аккема косая линеечка сосен.(Em, F#, Hm)
Помнишь холод гитарных струн,
Помнишь, как нам хотелось к костру,
Как хотелось в долину спуститься скорее.
Только белая кромка льда,
Змейкою голубая вода,
И палатки стоят, затерявшись в морене.
Позади – перевалов соль,
Впереди – расставанья боль,
Глубина леденящая Чёрной Берели.
И замшелых камней дворцы,
И плакучие лиственницы
Дождь нанёс на размытые им акварели.
И снова первый куплет, но на полтона выше.
– Кто автор? – воскликнул я, когда исполнитель положил гитару.
– Ну, можете считать, что это практически народная песня, – ответил молодой алтаец, смущённо отводя глаза.
Мы ехали домой. Радость пережитого неожиданно приобрела лёгкий оттенок грусти расставания… Мы ещё вернёмся к тебе, Алтай!
